Дебаты по поводу ювенальной юстиции и всего того, что с ней тематически связано, – это не просто академичные споры или информационные баталии. За ними уже стоит немало реальных судеб опороченных, оболганных взрослых и осиротевших детей. Особенно это касается темы жестокого обращения с детьми. Казалось бы, тут все ясно и однозначно: изверги-родители, несчастные маленькие жертвы. Только услышишь – и кровь закипает от ужаса, от возмущения, от бессильной ярости, от острого желания и одновременно невозможности спасти малыша. И, конечно, не возникает сомнений в том, что все рассказанное и показанное – чистая правда.

Но так уж получилось, что за несколько последних лет нам довелось столкнуться с заметным числом случаев оговора родителей, ни в каком насилии над детьми не виновных. Оговора, имевшего и для них, и для детей весьма печальные последствия.

Помнится, в середине 1990-х, услышав на проходившем в Гамбурге Международном конгрессе по социальной психиатрии, что проблема номер один современного западного мира – сексуальное насилие над детьми (sexual abuse) и что от четверти до трети немецких женщин подверглись ему в детстве, мы испытали настоящий шок. Информация была настолько «потусторонней», что словесно-образная связь прерывалась, слова не порождали образы. Ужас блокировал процесс воображения.

Но когда мы стали обсуждать услышанное с людьми, долго жившими на Западе, некоторые говорили нам, что процент пострадавших сильно преувеличен и что обвинение в sexual abuse во многих случаях – форма шантажа. Хочет мама, к примеру, получить большие деньги – подучивает несовершеннолетнюю дочь пожаловаться в соответствующие инстанции, что папа делал с ней это. И перед папой возникает невеселая дилемма: или откупиться от мамы, подбивающей ребенка на шантаж, или отправиться в тюрьму.

Тогда, полтора десятка лет назад, нам казалось, что вся эта жуть, весь этот бытовой ад если где-то на другом конце земли и происходит, то к нашей жизни не имеет и никогда не будет иметь никакого отношения.

Но прошли годы, и вполне сопоставимая история развернулась на наших глазах в Москве. Жена ушла к любовнику, оставив пятилетнюю дочь мужу. Когда же период «рая в шалаше» завершился, встал вопрос о разделении жилплощади. Тут мама вспомнила о дочке, поскольку это сулило лишние метры, и обманным путем ее умыкнула. А чтобы отец, у которого на руках было решение суда о проживании ребенка с ним, «не возникал», обвинила его в совершении развратных действий. И заставила девочку подтвердить ложь. К счастью для оклеветанного отца, Москва тогда еще не была пилотной площадкой ювенальной юстиции. Поэтому он отделался потерей ребенка и большей части квартиры, получил тяжелейшую душевную травму, был ославлен, поскольку девочку показали по телевизору, но хотя бы не сел в тюрьму, так как экспертиза, проведенная в специальном центре, была честной и подтвердила его невиновность.

Теперь же совсем не факт, что даже честная экспертиза повлияет на исход дела. В фильме о ювенальной юстиции «Стена», который многие уже успели посмотреть, рассказана трагическая история семьи Ольги и Андрея Соловьевых. У них, опять-таки из-за «квартирного вопроса», незаконно отняли троих детей. Причем незаконность отобрания была признана судом, который постановил детей вернуть. Однако вместо того чтобы выполнить решение суда, отца обвинили в изнасиловании старшей дочери. Обвинили, невзирая на то, что при изъятии девочки из семьи было произведено множество соответствующих осмотров, и ни один из них никаких нарушений не выявил. Судебно-медицинская экспертиза, проводившаяся затем в ходе следствия, показала, что не только следов изнасилования, но и каких бы то ни было сексуальных действий со стороны отца не было. «Эксперты-психологи отмечали: девочка не понимает фактического смысла тех действий, о которых говорит (изнасилование, сексуальное насилие), что она склонна к фантазированию, чрезмерно зависима от взрослых. Эксперт-психолог профильного экспертного института прямо указала в суде на то, что, по ее мнению, ребенок оговаривает отца и что дела подобного рода – не исключение»[1].

Тем не менее, отца посадили на 13(!) лет. Причем, в лучших традициях ГУЛАГа «враг ребенка», как когда-то «враг народа», был лишен в суде права дать показания – суд прошел для него заочно. Ольге же (по крайней мере, на момент написания этой статьи) детей так и не вернули.

Пытаются засудить, только на сей раз по ст. 117 («Истязание») УК и отца четверых детей Дмитрия Матвеева. Об этом подробно писала газета «Радонеж». Двое старших – дети Елизавета, жены Дмитрия, от первого брака. К несчастью для новой семьи, дедушка старших детей – бывший свекор Елизаветы – является членом Совета директоров «Газпрома», то есть человеком весьма влиятельным и денежным. Родной отец, уйдя из семьи, детьми не интересовался, за семь лет ни разу даже не позвонил. Дедушка же поддерживал с бывшей невесткой и внуками хорошие отношения, но, как оказалось впоследствии, преследовал свои далеко идущие цели. Когда старшему внуку, Тимуру, исполнилось 14 лет, дедушка, взяв его, как обычно, на выходные, вдруг заявил, что Тимур теперь будет жить у него. После этого мать с отчимом не могли связаться с ребенком. В конце концов Елизавета подала в милицию заявление о розыске сына. Тогда влиятельный дедушка решил показать, кто тут начальник, и против человека, который, в отличие от родного отца, занимался воспитанием Тимура, было выдвинуто обвинение в том, что он регулярно избивал, истязал ребенка и выгонял его из дома.

По сообщениям прессы, в деле нет ни одного факта или свидетельства очевидцев, не зафиксировано никаких телесных повреждений. Обвинение строится исключительно на жалобе Тимура, который находится сейчас под влиянием деда, посулившего ему учебу в Швейцарии и другие жизненные блага. Несмотря на это, отчиму грозит лишение свободы (вот она, приоритетность прав ребенка в действии, даже без специального закона о ювенальной юстиции!), а дедушка, который чувствует себя хозяином положения – непобедимым и, тем более, безнаказанным, – уже затевает изъятие второго внука, девятилетнего Амира. Такое ощущение, что смотришь фильм про бесчинства итальянской мафии. Только имена не итальянские, и действие происходит не в Сицилии…

Можно вспомнить и нашумевшую историю, случившуюся в Великом Новгороде. Антонине Мартыновой предъявили обвинение в покушении на убийство двухлетней дочери Алисы. Девочка упала в лестничный пролет. К счастью, она не только осталась жива, но и не получила серьезных повреждений. И все бы отделались, как принято говорить, «легким испугом» (хотя испуг, конечно, у матери и у ребенка был нешуточный), если бы не свидетельство 11-летнего мальчика, стоявшего в момент происшествия этажом выше. Он утверждал, что видел, как «одна девочка толкнула другую». Свидетельства этого несовершеннолетнего очевидца оказалось достаточно, чтобы возбудить дело против Антонины. Мало того, что никаких других свидетельств не было, Антонина еще и прошла независимую экспертизу на детекторе лжи, которая удостоверила, что она «не имела намерений нанести вред своему ребенку и не причиняла его». И, тем не менее, сидеть бы ей в тюрьме, если бы ее муж-журналист не поднял большой шум в интернете и не заручился поддержкой Общественной палаты. В прокуратуру Великого Новгорода посыпались запросы. Через некоторое время взятую под стражу мать выпустили, но запретили встречаться с дочкой наедине. То есть, мать и дочь оставались разлученными. Потом, правда, и этот запрет под давлением общественности отменили. Однако, насколько нам известно, дело до сих пор не закрыто, и Антонина предпочла от греха подальше скрыться вместе с дочкой в неизвестном направлении. Но если их обнаружат, не исключено, что мать опять окажется за решеткой, а девочка в приюте.

Обвинили в насилии над ребенком и семью Лапиных из г. Балашиха. Попробуем кратко пересказать то, что об этом написала в «Новой газете» Елена Костюченко. Хотя начало статьи «Симпатяшка», выдержанное в стиле дневниковой хроники, хочется процитировать большим куском, поскольку в нем удивительно точно передана атмосфера той гулаговской реальности, с которой мы знакомы по мемуарам о сталинских временах и в которой при «развитом ювенализме» может оказаться каждый из нас.

«29 марта [2008 г.] Зинаида (приемная мать. – И.М., Т.Ш.) рассказывает, что в этот день купала Владилену и, чтобы девочка не “клюнула головой” о нависающую над ванной раковину, придерживала рукой ее сзади, за шею. Девочка выскользнула, Зинаида инстинктивно и сильно сжала пальцы, и на шее остались четыре царапины от ногтей.

30 марта. Сотрудники детского сада просигнализировали о травме в органы опеки.

1 апреля. В квартиру Лапиных пришли сотрудники органов опеки с внеплановой проверкой. Сделали несколько замечаний про расположение книг и игрушек, но в целом остались довольны.

2 апреля. По словам Зинаиды, Владилена разрисовала лицо фломастерами, и мама ее отмывала. Мыло попало в глаза, девочка заплакала, и бдительный сосед вызвал наряд милиции.

3 апреля. С утра к Лапиным пришла делегация из десяти человек – сотрудники милиции, органов опеки, заведующая детсадом. Родителям объяснили, что ребенка забирают по устному распоряжению помощника прокурора города Шавыриной.

Лапин сказал, что по устному распоряжению ребенка не отдаст, но согласился проехать с девочкой на медосвидетельствование. Результаты родителям не показали.

4–14 апреля. Инспекторы стали приходить к Лапиным каждый день. Вот их отчеты: “Мною посещена семья Лапиных без предупреждения… Девочка была спокойна, улыбалась…” “Для ребенка имеются необходимые продукты, овощи, фрукты, лекарства…” “Мною осмотрена девочка. Тело чистое… Отдельное спальное место. Игрушек в достаточном количестве…” “Девочка проснулась и стала искать маму…”

15 апреля. Новое медосвидетельствование девочки, включавшее гинекологический осмотр. Травм не выявлено.

16 апреля. Сотрудники милиции и органов опеки предъявили Лапиным “распоряжение об отобрании” Владилены. Александр заявил, что документ неправомочен: по закону, на распоряжении должна стоять подпись главы муниципалитета. Тогда сотрудники опеки предложили отвезти Владу на очередное медосвидетельствование. “Владочку посадили в "скорую помощь", мы поехали следом на машине, – рассказывает Зинаида. – "Скорая" въехала на территорию больницы, и сразу за ней ворота закрылись. К нам вышла Шавырина и сказала, что интересы ребенка мы уже не представляем и что против меня возбуждено уголовное дело”».

Дальше все кроилось по стандартным ювенальным лекалам. Последовали страшные обвинения. Сотрудница отдела по делам несовершеннолетних утверждала, что «у девочки было фактически оторвано ухо». По ее словам, сотрудницы детсада дали показания, что Лапины душили девочку веревкой.

Правда, медсестра детского сада, куда ходила Влада, «оторванного уха» не видела. Равно как и детский врач, наблюдавшая ребенка в последние полгода, не видела следов побоев и удушения. Да и сама девочка свидетельствовала: «Мама меня поцарапала нечаянно».

Однако следствие им не верило, и обвинения в насилии над ребенком не прекращались. На суде по лишению родительских прав сотрудница отдела по делам несовершеннолетних заявила, что Владилена «уже не вспоминает родителей, не скучает по ним. В приюте ей нравится».

Но Лапины не поддались на эти лживые уверения, тоже весьма типичные для работников ювенальных служб, и продолжали бороться за свою дочь. Им удалось поднять довольно-таки большой шум, и в конце концов почти год спустя после начала этой истории девочку им вернули. Причем в приюте она заболела туберкулезом(!). Однако дело еще не закрыто, опека подала на пересмотр, нервы Лапиным мотать продолжают, и исход неизвестен.

Хочется процитировать и самый конец статьи Елены Костюченко. Отвечая на вопрос, зачем балашихинская милиция и прокуратура так стремятся разлучить девочку с родителями, журналистка пишет: «Возможно, это служебное рвение. Уголовные дела по жестокому обращению с детьми имеют свои печальные особенности. 2007 год был объявлен Годом ребенка, и речи первых лиц государства о необходимости защиты “нашего будущего” на местах превратились в директивы. Были ужесточены так называемые внутренние нормативы милиции и прокуратуры: уголовные дела по издевательству над детьми были вынесены в отдельную строку “палочной системы”. Это привело к валу сомнительных уголовных дел (выделено нами. – И.М.,Т.Ш). Сейчас грядет вторая волна показухи: Совет Федерации, по предложению Д.А. Медведева, ужесточил наказания за педофилию. (Кстати, балашихинские милиционеры активно пытались подтолкнуть свидетелей к подобным утверждениям в отношении Лапиных.) И скольких невиновных эта волна погребет под собой – неизвестно».

Когда эта статья уже была написана, пришло известие, что Лапины, измученные ювенальными преследованиями, сначала отправили Владу, а вскоре и сами эмигрировали в одну из социалистических стран Восточной Азии – подальше от балашихинских блюстителей детских прав. Как теперь принято выражаться, «туши свет»…

Шишка на лбу как весомая улика

Активно пытались подтолкнуть к принятию на себя вины за насилие над ребенком и многодетных родителей из Краснодарского края. Однажды, когда молодой священник Н. и его жена принимали гостей, их пятилетняя дочка, расшалившись, упала и ударилась головой о деревянную спинку кровати. Ушиб был несильный, но малышку на всякий случай решили показать врачу. Врач, с непривычки явно чувствуя себя неловко (в маленьком кубанском поселке все друг друга знают, и уж тем более местного батюшку), сказал, что теперь, по новым правилам, он должен сообщить о случившемся в милицию. Конечно, это чистая формальность, ничего страшного…

На следующий день супругов вызвали. Милиционер допросил их и отпустил. Уже одно это было фактом новой реальности: допрос по поводу шишки на лбу ребенка. Но вскоре выяснилось, что это лишь первая серия. Второй допрос состоялся на дому, и милиционер, который его проводил, был не столь благодушен, как предыдущий. Дома оказалась лишь хозяйка – кормящая мать с младенцем на руках, и блюститель порядка терзал ее целых 5(!) часов, выжимая признание либо в том, что она оставила девочку без присмотра, либо что эта шишка – результат побоев. Оба признания по нынешнему УК грозят статьей. Хорошо, что жена священника, будучи профессиональным юристом, сумела противостоять давлению. Но когда милиционер ушел, измученная женщина так долго и безутешно рыдала, что у нее пропало молоко. Такая вот ювенальная охрана детства!

Специфически позаботились о здоровье беременной женщины (а значит, и ее будущего ребенка) в Москве. Наряжая елку, она оступилась, упала со стула и случайно задела свою девятилетнюю дочь. Та ударилась головой о шкаф. Ничего похожего на сотрясение мозга не было, и на следующий день девочка пошла в школу. Но синяк все же оставался. На этом основании ребенка, не известив родителей, отправили прямо из школы в приют. А матери, которой уж никак не полезно волноваться в ее положении, пришлось сначала, когда дочка не вернулась из школы, сходить с ума от ужаса, потом – вызволять ее из приюта, а дальше – отстаивать свои родительские права, которых ее с мужем собирались лишить. Только она и Господь Бог знают, чего ей это стоило. И девятилетняя девочка вряд ли восприняла такую защиту прав как желанный подарок от деда Мороза.